Санитары - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

И стажер ничего сделать не успеет.

Вот именно. Стажер. Свидетель. Парень-то ни в чем не виноват…

— Целься сразу в затылок.

— Что? — Олег вздрогнул.

— В затылок, говорю, — спокойно повторил Ворчун, не оборачиваясь и продолжая деловито возиться с ремнями. — Броньку на спине можешь и не пробить. А если в башку, то снесешь начисто. Бац, и готов. Или ты хочешь, чтобы я как следует помучился?

— Да пошел ты!

— Ты сам-то хоть понял, почему она ушла от тебя ко мне?

— Меня это давно не интересует.

— Если бы не интересовало, ты бы не прожигал меня взглядом. Красивая женщина, Олежек, она как дорогая вещь, требующая надлежащего ухода. А такой уход ты организовать не способен. Женщине нужна ста-биль-ность. А ты — бродяга. Со всеми вытекающими.

— Зато ты, смотрю, корячишься изо всех сил.

— Точно. Корячусь. — Ворчун коротко и басовито хохотнул. — И рассчитываю на полноценную отдачу. В тепле и уюте, на мягкой постельке, а самое главное — верхом на бабе…

— Заткнись, Ворчунидзе.

Колотов наконец закончил священнодействовать, и его массивная фигура выпрямилась во весь рост. Сперва он закинул на спину рюкзак, а уже сверху легко, словно та ничего не весила, закинул «буржуйку» и надежно затянул ремни на груди. Подпрыгнул, проверяя. Что-то едва слышно лязгнуло.

— Дверцу слабо закрепил, — озабоченно бросил Ворчун. — Ладно, надеюсь, прыгать не придется, а шагом слышно не будет. Топаем обратно, стажер, прогулка закончена. Считай, что зачет сдал.

Силуэт сталкера Полиса слабо светился в темноте — тепло его тела пробивалось сквозь защитный костюм. Особенно ярко выделялись на общем фоне глаза и участки кожи вокруг них под стеклами противогаза. Олег сам по себе был тепловизором. Возможно, именно поэтому до сих пор оставался цел, путешествуя по поверхности в одиночку. Тяжелый взгляд напарника остановился на лице Бойко, и ему вдруг подумалось, что и сам Ворчун видит в темноте ничуть не хуже.

— Дурак ты, Натуралист, — без всякого перехода вдруг продолжил Колотов. — Столько времени прошло, а все замену Ксюхе не можешь найти. Неужто такая неразрешимая проблема? Я вот все это время бабу не искал. Я ею наслаждался, — глухой издевательский смех.

— Сука ты, Ворчунидзе.

— Ладно, не сцы, шучу я. Парень ты неплохой, просто губошлеп изрядный. Но и губошлепы обществу нужны… Все, двигаем обратно. Ксюха пожелала печурку, а удовлетворение ее желаний для меня закон. Абсолютный приоритет после удовлетворения самой Ксюхи…

Теперь Колотов говорил с каким-то злым надрывом. Словно… Олега неожиданно осенило. Он и в самом деле не просто так к нему прицепился, как только увидел на станции.

— Неужто от тебя она тоже ушла, Ворчунидзе?

Бойко ощутил всплеск злорадства, впрочем сразу утихший. И сразу пришло странное облегчение, словно наконец-то вскрылся старый нарыв, вынося из души скопившуюся горечь. Ненависть к Ворчуну, которую он носил все это время внутри, как-то безболезненно перегорела. Даже как-то пусто стало внутри. И еще более одиноко, чем раньше, словно эта ненависть придавала ему сил, давала смысл жизни… Хватит! Все это он уже пережил. И прежней болезненной, сводящей с ума остроты не нужно.

Здоровяк медленно подошел ближе, остановился напротив Олега в двух шагах, поигрывая невесть как очутившимся в руке ломиком. Зябкий холодок прокатился по позвоночнику. Олег поневоле напрягся, прикидывая, что лучше — увернуться, когда тот ударит, или нанести удар первым, попросту пристрелив эту сволочь. Но страх тут же отпустил. Потому что Натуралист понял вдруг, что нет, не это нужно Колотову. Не полезет он драться.

— И откуда ты взялся на мою голову, — глухо пробурчал Ворчун. — Нет. Не ушла. Но забыть тебя почему-то никак не может. Примешь ее обратно, Олежек, если она решит вернуться к тебе?

Олег сдержал невольную усмешку, хотя под маской напарник вряд ли бы что заметил. Разве что по глазам. Они часто выдают. А потом привыкнешь вот так кривляться под маской, глядишь, и без нее не удержишься. Обидишь кого-нибудь или оскорбишь ненароком гримасой. Так что лучше держать чувства в узде. Всегда.

Три года назад они вместе с Колотовым работали в Калининской Конфедерации, даже считались друзьями. Олег жил со своей женой, как ему казалось, душа в душу, и никогда особо не задумывался, что что-то может пойти не так. Ксюша ни на что не жаловалась, хлопотала по хозяйству, терпеливо дожидаясь его с вылазок. У них была отдельная добротная палатка и относительно привилегированное положение. А потом дорожки вдруг резко разошлись. Знакомый из Полиса перетащил Виталия к себе, воспитывать подрастающую молодежь — у Ворчуна оказались задатки к такой работе. Ксения ушла к приятелю мужа без всякого предупреждения. А тот ее принял, и Олег до сих пор не мог оправиться от такого предательского удара сразу двоих близких ему людей. Злость и обида в душе тлели, не находя выхода. Уже задним числом, значительно позже, он вспомнил все детали, все неувязки в их поведении — то есть то, на что предпочитал закрывать глаза, пока все было «нормально». И осознал, что был нужен Ксении лишь до тех пор, пока у нее не появился вариант защитника получше. Были ли вообще между ними хоть какие-то искренние чувства? Черт его знает. Но именно с тех пор Натуралист стал крайне подозрителен к людям. И больше никогда не верил в «случайные совпадения».

Ирония судьбы — через месяц после ухода обстоятельства сложились так, что и сам Олег попал на работу в богатую и влиятельную Ганзу, сообщество кольцевых станций. Ксения как-то об этом узнала и стала проситься обратно. Но Олег так и не смог простить, что он для нее не тот самый, единственный, какой была она для него, а всего лишь один из многих. Ступенька ста-биль-нос-ти, как выразился Ворчун.